Современная Русская Философия

Сергей Алевтинович Смирнов (8.09.1955) – доктор философских наук, проектный аналитик-методолог, эксперт Российского научного фонда, эксперт Российского фонда фундаментальных исследований. Главный редактор гуманитарного альманаха «Человек.RU». Автор многочисленных книг по философской антропологии: Человек перехода (2005), Автопоэзис человека. Философские очерки по антропологии стиха (2011), Форсайт человека. Опыты по неклассической философии человека (2015), Антропологический навигатор. К событийной онтологии человека (2016), Философия человека. Жизнь метода (2017) и др.

Моё философское самоопределение

1. Мои занятия философией так или иначе связаны с проблематикой «философия человека». Речь идет не обязательно о традиции философской антропологии, поскольку термин исторически занят. Речь идет о главном: о поиске человеком своего места в мире. С этим сталкивается каждый человек и все человечество, с онтологическим самоопределением. Заметим, именно поиск места. Человек изначально поисковик, навигатор, ищет себе место в мире. И оно, разумеется, не готово. Свое присутствие в мире человек еще должен осуществить, то есть стать событием этого мира.

Для этого философия человека пытается найти адекватное этому поиску места слово. То есть выстроить адекватный философский дискурс. Но дело в том, что антропология как раз имеет дело с чистой референцией: человек есть то, что и как он говорит о себе. Это в пределе. Поэтому философская антропология блуждает в поиске своего предмета, имея в своем распоряжении ряд таких авторских высказываний о человека – будь то Ницше, или Киркегор, или Хайдеггер, или Шелер, или Бахтин. Что бы ты не сказал о человеке – это будет отдельное авторское высказывание.

А поэтому философия человека в поисках оснований либо сваливается в чистую метафизику, в дурную онтологию, в которой человека нет, а есть разговоры о его сущности, а значит не о нем самом, ответственном за свое бытие, а о тех силах, которые его детерминируют, либо плутает в весьма редуцированных версиях разного рода эмпирических определений. Или ввергается в отказ от всяких поисков и определений, в апофатику, в которой исчезает всё – и человек, и бытие, и мир. Но авторы этого апофатизма почему-то себя оставляют в этом мире. Они при этом никуда не ускользают.   

Поэтому возникает проблема преодоления разрыва между онтологией и антропологией. С одной стороны, философская антропология должна быть укоренена в онтологии, то есть, речь идет об онтологии человека, его истоке и горизонте, смысле его бытия. С другой стороны, сама онтология не может строиться как метафизика, как абстрактное учение о границах, принципах и пределах. Она должна быть наполнена человеческим содержанием. Построение такой онтологически укорененной антропологии и является моим основным занятием. Все остальное – приложения и развертывания этой рамочной темы.

2. В этой связи мои антропологические исследования выстраиваются в рамках так называемой неклассической парадигмы, согласно которой целью антропологических поисков является не выстраивание очередной концепции о сущности человека, а выработка разного рода концептов и методов навигации человека в жизни.

Этот неклассический антропологический дискурс предполагает отказ от поиска готовой природы человека, отказ от рассмотрения его как объекта, вообще отказ от рассмотрения как стратегии. Не надо человека вообще рассматривать, строить, конструировать, изучать, формировать, куда-то вести. Это тупик.

Ему надо дать онтологическую возможности стать, быть, состояться в этой жизни. А значит – создавать условия для самоопределения и навигации.

Поэтому не имеет смысла вообще выискивать некую детерминирующую его сущность, субстанцию и описывать человека в категориях готового объекта.

Тогда онтология человека становится опытом построения антропологической навигации со своим методом, ключевыми опорными точками (реперами), концептуальным каркасом, инструментарием. Таковым может быть словарь, состоящий из таких реперов, как онтологическая опора, онтологический исток, предельный горизонт, энергийный движитель, место, путь, навигация.

3. В этой связи предлагается версия такой антропологии – событийная онтология.

Такая онтология человека развертывается через концепт событийности, задающий базовый контекст рабочей онтологии человека как антропологической навигации.

Концепт события рассматривается в роли концептуального медиатора, преодолевающего крайности абстрактной онтологии, с одной стороны, и излишне прагматизированной антропологии, с другой стороны.

В событийной онтологии преодолевается метафизика абстрактного человека и неукоренённость антропологических изысканий. Онтология долгое время находилась в тисках абстрактной метафизики, представляла абстрактное бытие, лишённое человеческого присутствия. А антропология, в свою очередь, ратуя за человека, представляла его лишённым бытия, его истока и смысла, представляла его частичного, недоделанного, не целостного, недотыкомку.

Опыт событийной онтологии в своё время проделывали Хайдеггер и Бахтин, каждый по-своему. Каждый решал проблему онтологического укоренения антропологии, с одной стороны, и очеловечивания бытия, с другой стороны, вводя концепт событийности. У Хайдеггера это случилось уже после «Бытия и времени». А у Бахтина сразу, в его «Философии поступка».  

4. Если так, то необходимо вырабатывать базовый метод для событийной онтологии. Таковым выступает навигация как метод.

В рамках данной онтологии выстраивается метод навигации как метод проторивания Пути и оснащения того, кто идёт по пути, составляя навигационную карту-путеводитель. Работа над методом навигации предполагает в таком случае не поиск набора категорий, с помощью которых необходимо ухватить убегающего зверя (человека), а построение точек-ориентиров и опор, с помощью

которых можно идти по незнакомой местности, прокладывать путь к самому себе, собственной личности.

Такая онтология человека может быть такой мета-антропологией, которая помогает отстраивать карту-путеводитель. Человек несет онтологичесую ответственность за своё бытие, то есть за свой путь (поскольку путь и есть Крест), который становится «нудительно», по Бахтину, онтологически укоренённой заботой о себе, практикой заботы. Без работы по составлению онтологического навигатора проблематично вообще говорить о человеке и понять то, что означает поиск места.

При этом антропологическая навигация отличается от привычного ориентирования. Отличается тем, что при ориентировании человек опирается на готовые маркеры и знаки, существующие в культуре. В мире для него эти знаки и реперы уже расставлены. Как по звездному небу и розе ветров ориентируется человек на природе, так он ориентируется и в культуре по уже представленным ему знакам-ориентирам: ценностям, образцам поведения, представлениям о добре и зле и т.д. Также он ориентируется и в любой сфере деятельности – в науке, искусстве, опираясь на накопленные знания, включаясь в профессиональную традицию.

В отличие от ориентирования в культуре, антропологическая навигация предполагает проторивание, простраивание маршрута, в котором нет готовых ориентиров или они оказались стёртыми, забытыми, поставленными под вопрос. Навигация в этом случае наиболее актуальна в ситуации культурной дезориентации, в которой необходима коррекция или смена ориентиров, восстановление опор, поиск и восстановление своего места в мире, выстраивание заново всего хронотопа человека.

Но если у путника, идущего по незнакомой местности, есть все же либо карта, по которой он может ориентироваться, либо есть внешние ему знаки-ориентиры, то для человека по жизни, которая по определению является незнакомой территорией (Зоной), нет и этой карты. Не может быть карты твоей жизни, поскольку это твоя жизнь и тебе ее предстоит прожить, параллельно выстраивая маршрут и составляя карту самонавигации, ведя дневник. В этом принципиальная сложность антропологической навигации: движение по территории жизни при отсутствии готовой карты.  

Для современной же ситуации человека как раз характерен сдвиг от ориентирования с опорой на готовые знаки и символы, ценности и нормы – к навигации как проториванию маршрутов. Этот акцент актуален в более открытых, не ставших хронотопах, поскольку человек испытывает ситуацию онтологической дезориентации.

5. А потому в рамках антропологической навигации сама понятийная и терминологическая работа смещает базовые акценты. Словарь концепта составляется в таком случае из терминов и понятий, играющих не роль определителей, а роль указателей и ориентиров. Как писал Бибихин о Витгенштейне – происходит смена аспекта. То есть смена оптики требует и смены способа понятийной работы.

С одной стороны, тогда предъявляется определенное требование к содержанию словаря концепта. Это значит, в концепте отсутствуют такие категории, как сущность человека, человек как объект или субъект, природа человека, субстанция, процессы в человеке. Это возможно, но тогда мы человека будем описывать в традиции естественнонаучного объектного исследования-описания.  

На первое место выходят такие понятия-ориентиры, как путь, место, горизонт, исток, энергия движения, навигация, событие, жизненное самоопределение, жизненная траектория, биография, автобиография, карта пути, карта личности, автор, антропопрактики заботы о себе, антропопрактики личностного строительства, репертуар антропопрактик и т.д.

Эти понятия играют роль не ухватов и определителей, а роль указателей в пути. Как для водителя в дороге: для него важен не сам по себе указатель, а то, куда он показывает, и каково расстояние до места назначения.

Тогда онтология человека может быть понята как карта Пути, на которой помечены событийные места, из которых и составляется его автобиография. А понятия выполняют роль указателей, показывающих направление движения, способ движения мысли и действия.

По поводу движения человек составляет карту пути (варианты – ментальные карты, карты личности, картоиды). Эта ментальная карта выступает в роли навигатора, не будучи системой и учением о бытии человека. Поэтому необходим не просто набор терминов, словарь, а необходима смена роли этих терминов. Антропологические термины не несут в себе субстанциальности и конститутивности. Они сами по себе пусты, поскольку показывают не себя, а иное – «путь в», «движение к», направление, способ движения, интенцию.

Такие категории-концепты, как личность, трансцендирование, экзистенция, событие, синергия в онтологии человека должны иметь иной статус, нежели тот, который имеют термины в классических онтологиях. Они становятся регулятивными, а не конститутивными.

Терминологический каркас рабочей онтологии человека выступает в таком случае в виде регулятивного, нормативного каркаса для построения антропологического дискурса при осуществлении антропопрактики заботы в процессе навигации человека.

6.  Практики навигации предполагают в свою очередь необходимость введения концепта построения так называемых жизненных траекторий (далее – ЖТ). Здесь антропология испытывает серьезный концептуальный дефицит. Жизненные траектории могут быть представлены в таких культурных формах, как исповедь, биография, жизнеописание, автобиография, самоотчет, дневник самонаблюдений, путеводитель и др. Жанров таких много. Но либо ими занимается литературоведение, либо историография. А философский концепт автобиографии как навигации до сих пор не выстроен, несмотря на то, что эту тематику ввели давно еще Дильтей и Бахтин.

Для развития концепта построения ЖТ и необходима специальная концептуальная работа с таким жанром построения ЖТ, как автобиография. Здесь нужно вырабатывать правила, принципы, на основании которых автобиография составляется как «способ самообъективации личности» и удержания смыслового целого автора, как писал Бахтин. Это правило авторства, правило авто(само)детерминации, правило событийности, правило вертикальной связности и нормы, правило горизонтальной связи, правило неравенства самому себе. Эта проблематика выливается в отдельное направление и метод, в биографический метод, в метод просопографии (личностные истории).

7. Тогда надо обсуждать и разрабатывать разного рода практики и инструменты такой навигации, связанной с построением ЖТ, личностных маршрутов, автобиографий. Таким может быть антропоидный картоид (термин географического картоида в свое время ввел Б. Родоман). Он совмещает в себе качества дневника, карты, исповеди, путеводителя.

Эта работа уже совсем конкретная. Она проделывается на антропологических семинарах-практикумах. Она вполне реальна и доступна и школьникам, и студентам, и взрослым.

Картоид выступает важной частью оснащения человека в его личностной навигации. Так или иначе каждый человек это делает, его составляет, то есть производит разного рода эго-тексты, когда он пишет дневники, ведет переписку, как-то осмысляет свою жизнь. Но проработанность, масштаб, детализация и осмысленность, разумеется, будет всякий раз разной.

Антрополог, в отличие от обычного человека, занимается этим профессионально. Например, так же, как занимается спортивным ориентированием или выживанием в незнакомой местности тот или иной тренер, проводник, спортсмен, специалист по выживанию.

8. Для содержательного разворачивания практики антропологической навигации необходимо далее выстраивать концепт и репертуар антропопрактик заботы. Для построения этого концепта надо вводить свою топику: такие топы, как онтологический исток заботы, предмет заботы, дискурс заботы, субъект заботы, практика заботы.

В репертуаре антропопрактик заботы надо выделять разные практики такой заботы. В нём выделяются такие типы практик, как практики агона, мимезиса, эпистрофе, метанойи, автопоэзиса. Фактически этим занимался М. Фуко в конце жизни, разрабатывая проект «практик себя» в «Герменевтики субъекта».  Это же постоянно обсуждает П.Адо, описывающий античную философию не как историю учений, а как постоянную и разнообразную духовную практику. 

9. Отдельным занятием я бы выделил мой опыт описания особой антропопрактики – автопоэзиса. На опыте поэтического творчества разных поэтов я пытался описать практику поэта, отвечая на вопрос – что человек делает, когда пишет стихи? Что с ним происходит? Есть такое понимание, что он переживает опыт преображения, используя свой арсенал поэтических средств. Здесь обсуждается проблема автора в явном, чистом виде, проблема его творения – когда в человеке собственно и рождается он как автор собственной судьбы. Но для этого он должен отдать в жертву себя «ветхого», себя слабого. Как это обсуждает Лев Выготский в своем «Гамлете».     

10. Если опрокидывать в целом всю антропологическую проблематику на ситуацию человека в настоящее время, то я бы ее охарактеризовал как ситуацию онтологической дезориентации.

Она во многом связана с соблазном, который человек испытывает при внедрении умных технологий в повседневность. Он теряет те самые ориентиры и опоры. И это отдельное направление моих работ, связанное с исследованием и диагностикой ситуации человека, диагностикой ситуации на границе, между человеком и машиной, человеком и нечеловеком, естественным и искусственным, жизнью и смертью. А внедрение умных технологий в настоящее время прежде всего поставило по-новому вопрос об онтологических границах человека как сущего – что он есть как сущее и где пролегает граница между человеком и иным ему сущим? Человек же, испытывая соблазн, все более поддается так называемому тренду жизненного аутсорсинга, отдавая умному устройству те функции и работы, которые проделывал ранее сам. Эта передача работ Другому означает в пределе отказ от самого себя – в пользу Другого. Тем самым ставится вопрос о границе – до каких пределов человек будет отдавать работы умному устройству, преодолев которые он сам в итоге исчезнет?  

Здесь как раз актуальной становится проблема плавающей границы, фронтира. Граница между человеком и иным ему поплыла, перестала быть фиксированной и статичной. Она стала прозрачной, проницаемой, плавающей.

11. Следствием изучения такой ситуации дезориентации является практика проведения гуманитарной экспертизы, которая своим предметом имеет не устоявшуюся норму и плавающую границу, поскольку привычные нормы перестают работать. Это то, чем занимался покойный Б.Г.Юдин. Он пытался развести этическую и гуманитарную экспертизу. Но на практике это пока слабо получается. При проведении разного рода экспертиз мы неминуемо сваливаемся в этическую экспертизу, стремясь защитить человека, думая о его безопасности и т.д. Но в связи с тем, что защищать становится все сложнее. Сам человек постоянно переходит привычные нам онтологические границы, а потому на повестку встает уже иного типа экспертиза, связанная с перенормированием и пересмотром базовых опор и ориентиров.

12. Следствием антропологической навигации выступает и новое приложение – это разработка и проведение разного рода форсайтных исследований, гуманитарных и антропологических форсайтов. Поскольку в практике навигации чреватым и в принципе проблемным становится будущее (в отличие от традиционных эпох, в которых будущее было предсказуемо и прогнозируемо). Теперь же будущее принципиально не прогнозируемо и не выводится из прошлого. Его просто нет. Оно конструируется в настоящем, точнее, конструируется желаемый образ будущего. Поэтому начинают разрабатываться разного рода методы и инструменты, связанные с конструированием образов будущего (аналитика трендов, сценирование, выслушивание «слабых сигналов», выявление «диких карт», джокеров, построение дорожных карт и проч.).

Но если в случае с технологическими форсайтами эта практика худо-бедно наработана, то в случае с будущим человека дело обстоит крайне скверно. Опять же потому что форсайт человека связан с ним самим, с автором форсайта.

13. Приложениями и ответвлениями в моих исследованиях выступают работы по городской антропологии, антропологии пространства, антропологии образования и др.