Балла О. Внешне-внутренняя речь. Рецензия на книгу “Дневник современного философа”. Частный корреспондент. 2009
Случайность, сводящая под одной обложкой разнородные, если не сказать разноприродные тексты, прекрасна. Она нередко выявляет в ненароком соединённом то, чего планомерный умысел никогда не обнажит. Поэтому задаваться вопросом, почему в одной брошюре рядом оказались записи именно этих людей, именно в таком количестве, именно за это время, именно в таком объёме, — бессмысленно (хотя и очень хочется). В конце концов, все они — профессиональные философы, все — наши современники и все вели дневники. Мало, что ли?
На самом деле мало: тексты, вошедшие в сборник, в каждом случае написаны с очень разными внутренними задачами. Это едва ли не разные жанры.
Первая часть книги досталась Владимиру Бибихину (1938―2004). Эту небольшую подборку «из дневников и писем», относящихся к самому началу девяностых, он сам готовил к несостоявшейся публикации в «Независимой газете» в 1992-м, но с первых строк бросается в глаза, насколько эта речь — внутренняя, для одного себя, даже неловко читать. Тёмное бормотание о тёмном времени: поздний 91-й, ранний 92-й… Вроде бы всё о социальном: пустые полки, сахар по талонам, нищие в переходе, драки в очередях, «всё отнято»; по сути ― об одинокой уязвимости и одиноком отчаянном, вопреки всему, достоинстве. «Абсурд длится давно. Абсурдом хотят убить, пришибить, вывернуть наизнанку. Расплакаться. Но нет, я всегда подбираю руки, ноги, челюсть, глаза и тащу, причём всё это вываливается куда-то».
Затем — два параллельных дневника из одной жизни: «жизнемысли» Георгия Гачева (1929―2008) последних трёх лет перед смертью и записи его жены, Светланы Семёновой, — за то же время и о тех же событиях, обрывающиеся на рассказе о гибели и похоронах Гачева. Гачев — сам себе жанр. У него нет границ между внутренней и внешней речью, между концом одного текста и началом другого. Он вообще так жил: в режиме непрерывного автокомментирования всего с ним происходящего, не различая чужое и своё, глобальное и интимное, вставляя в текст домашние словечки типа «записюрьки», от чего читателю опять-таки немного неловко.
Записи Семёновой — речь очень внешняя, подробная, развёрнутая и объясняющая, будто специально (а может, и вправду) для того, чтобы быть прочитанной другими. Удивительно, насколько — при крайней разности внутренних организаций — эти тексты близки друг другу интонационно. Хочется даже сказать, что Семёнова — это «выпрямленный» Гачев, переведённый целиком во внешний план.
Последние страницы — «Долгие прогулки с собакой» Константина Пигрова, для которого дневник — осознанно-философское предприятие, собирание зародышей будущих мыслей: внешняя речь в форме внутренней.
Предполагалось, видимо, что, вырванные из контекстов, лишённые основательных комментариев (а как бы хорошо — особенно к Гачеву, с его своеобразной поэтикой), эти записки живых и мёртвых должны говорить сами за себя и обнаруживать некие общие черты «философского дневника», мирочувствия человека-философа. Единственное, что здесь годится на такую роль, — это неотделимость событий персональной жизни от размышлений о корнях бытия, чувствование корней бытия через личные события. Интересно, конечно. Но это ведь и у нефилософов так.
Ольга Бала
Опубликовано на сайте «Частный корреспондент» от 16 октября 2009 года
Адрес в Интернет: http://www.chaskor.ru/p.php?id=11367&ext=subscribe
